"Честное слово, не ожидал!"Все стали хвалить поэта, но Аверченко уточнил:
"Не поняли. Это пародия, прекрасная пародия! Автору непревзойдённо удалось выпятить самые безграмотные места. Но кого он высмеивает? Себя?"
Все смешались, а Цветаева насупилась. М.И. Туган-Барановский (известный экономист) посмотрел на неё и подумал:
"Какая некрасивая красавица".Всё в отдельности было у неё уродливым: нос толстым, рот губастым, цвет лица - тусклым, а вместе - очаровательным. Одета же она была не то в капот, не то в старое, утерявшее свой первоначальный фасон, выцветшее платье, безусловно, с чужого плеча.
Дмитрий Крачковский спросил, что думает Цветаева. Та резко его оборвала:
"То, что всё это возмутительно. С поэзией нельзя шутить, она - главное дело жизни!"
"Мёртвые не имеют права осуждать живых".Крачковский удивился и испугался:
"Да вы большевичка! Как не стыдно! Великая русская поэтесса, и говорит такое".Цветаева резко переспросила:
"Поэтесса? Женский род для такого определения не годен. Ну, посудите сами: посол - послица, это вроде осёл - ослица, нельзя так. Поэт остаётся поэтом, если даже он женщина!"
"Так писать нельзя. Одно дело - творить, другое - рифмовать. Маляр - не художник. Стихи - это вопль души! Это шёпот сердца, а потому, слушая вас, нельзя быть добреньким. Тот, кто лжёт, - преступник!"
Всё это она говорила так громко и с таким пафосом, что на неё зашикали соседи с других столиков. Тогда она свистяще зашипела о том, что в эмиграции был только один великий - Борис Савинков, а в Европе один настоящий - Муссолини. Но всё, что творится сейчас, временное.
Мережковский молчал, а потом сказал, что мир сошёл с ума, что мы идём в преисподнюю. Происходит закономерное: комета вот-вот взорвётся. Причём это стало ясно для него сразу после революции. В мире победило зло, а оно погубит жизнь.
Сказал и словно ушёл из жизни. А Гиппиус тихо проговорила:
"Может, он и прав. Я чувствую себя, как в безвоздушном пространстве..."
"Заметили, как бывший верховный главнокомандующий взял меня за пуговицу и не отпускал?" -спрашивал Иванов (Георгий), польщенный вниманием Керенского, но и считая долгом подчеркнуть свою независимость.
"А Закович по ошибке чмокнул руку Мережковского?"
"И Мережковский ничуть не удивился", -подхватывал Поплавский.
"Войти в литературу - это как протиснуться в переполненный трамвай... А заняв место, вы в свою очередь норовите спихнуть вновь прицепившегося".
"Prix Nobel! Prix Nobel!"Из всей французской литературы он по-настоящему усвоил только Мопассана, да и того предпочитал в русском переводе.
"Ну, как же, у вас были Аверченко, Игорь Северянин".Больше она ничего не вспомнила.