Уважаемые читатели!
В
172-м выпуске Анекдотов я уже начал было рассказывать истории из жизни императора Александра I, но по каким-то причинам (будем считать, что объективным) эта тема надолго выпала из моего поля зрения. В последнее время я получил за это несколько упреков со стороны уважаемых читателей, и спешно решил исправиться. Для этого нам придется вернуться ко времени, когда Александр Павлович был еще только наследником престола.
В начале 1795 года был удален Лагарп, и Александр совсем перестал учиться и работать. Современники утверждают, что он забросил книги и предавался лени и наслаждениям. Будущего императора продолжали занимать только гатчинские упражнения на военном плацу. Ещё он внимательно наблюдал за всем, что делается вокруг.
21 февраля 1796 года Александр писал Лагарпу:
"Дорогой друг! Как часто я вспоминаю о вас и о всём, что вы мне говорили, когда мы были вместе. Но это не могло изменить принятого мною намерения отказаться впоследствии от носимого мною звания. Оно с каждым годом становится для меня всё более невыносимым по всему, что делается вокруг меня. Непостижимо, что происходит: все грабят, почти не встречаешь честного человека..."
Александра также пугает чрезмерное увлечение его брата Константина военной дисциплиной:
"Военное ремесло вскружило ему голову, и он иногда жестоко обращается с солдатами своей роты..."
Своё письмо Александр заканчивает так:
"Я уже, хотя и военный, жажду лишь мира и спокойствия и охотно уступлю своё звание за ферму подле вашей или, по крайней мере, в окрестностях. Жена разделяет мои чувства, и я в восхищении, что она держится моих правил".
Весною того же года Александр пишет своему другу Виктору Павловичу Кочубею в Константинополь, занимавшему там пост российского посла, и повторяет эти же мысли:
"Моё положение меня вовсе не удовлетворяет. Оно слишком блистательно для моего характера, которому нравится исключительно тишина и спокойствие. Придворная жизнь не для меня создана. Я всякий раз страдаю, когда должен явиться на придворную сцену, и кровь портится во мне при виде низостей, совершаемых на каждом шагу для получения внешних отличий, не стоящих в моих глазах медного гроша. Я чувствую себя несчастным в обществе таких людей, которых не желал бы иметь у себя и лакеями, а между тем они занимают здесь высшие места, как, например, князь Зубов, Пассек, князь Барятинский, оба Салтыковы, Мятлев и множество других, которых не стоит даже и называть и которые, будучи надменны с низшими, пресмыкаются перед тем, кого боятся. Одним словом, мой любезный друг, я сознаю, что рожден не для того сана, который ношу теперь, и ещё менее для предназначенного мне в будущем, от которого я дал себе клятву отказаться тем или иным способом..."
Впрочем, не все современники питали к Кочубею такие же теплые чувства. Ф.Ф. Вигель писал о нём:
"Перед соотечественниками ему было чем блеснуть: он лучше других знал состав парламента, права его членов, прочитал всех английских публицистов и, как львёнок крыловской басни, собирался учить зверей вить гнёзда. Красивая наружность, иногда молчаливая задумчивость, испытующий взгляд, надменная учтивость были блестящей завесой, за коей искусно он прятал свои недостатки, и имя государственного человека принадлежало ему, когда еще ничем он его не заслужил..."
Такие же мысли Александр часто высказывал и позднее, уже будучи императором. Но это будет позднее, а пока Александр сближается с Адамом Чарторижским (Чарторыжским), который из-за участия в восстании Костюшко находился в Петербурге в качестве заложника. Он был старше Александра на семь лет, умён, образован и лично знал Гёте, Виланда и Гердера.
Кто ещё был близок к Александру в то время? Молоденький камер-юнкер А.Н. Голицын, маленький шутник, умевший искусно передразнивать любого человека. Его мать, рано овдовевшая и вступившая во второй брак, была приятельницей небезызвестной камер-фрау Екатерины II Марьи Савишны Перекусихиной, которая представила мальчика императрице и помогла ему сделать придворную карьеру. Многие приключения Голицына были весьма сомнительного свойства в нравственном отношении, но могло ли быть иначе при такой-то покровительнице?
В 1796 году в столицу прибыли граф П.А. Строганов с молодой женой Софьей Владимировной. Строганова стала впоследствии верной наперсницей императрицы Елизаветы, а сам граф в первые годы правления Александра был его правой рукой.
Сблизился Александр и с родственником графа Строганова - Н.Н. Новосильцевым, который был значительно старше Александра и произвел на него впечатление своим умом, образованностью и умением ясно и точно излагать свои мысли.
Когда на престол взошёл Павел, он постепенно разогнал из Петербурга всех друзей Александра, так что к 1801 году уцелел только граф Строганов. Зато у цесаревича появился новый друг и верный слуга - любимец Павла, Алексей Андреевич Аракчеев. Впрочем, Александр видел и тёмные стороны Аракчеева и однажды в разговоре с генералом П.А. Тучковым назвал своего будущего фаворита "мерзавцем", но Аракчеев был ему необходим.
Когда Александр стал императором, он немедленно вызвал в столицу всех своих друзей. В мае 1801 года Строганов предложил молодому императору образовать негласный комитет и в нём обсуждать планы государственных преобразований. Александр охотно согласился, и друзья стали в шутку называть свой тайный комитет Комитетом Общественного Спасения (как во Французской Республике). В этот комитет входили граф П.А. Строганов, граф В.П. Кочубей, Н.Н. Новосильцев и князь Адам Чарторижский.
Просуществовал этот комитет до конца 1803 года.
Пока же посыпались вольности и амнистии: вернулись ссыльные, в том числе и Радищев, вернули все права пострадавшим при Павле (около 12000 человек), амнистировали эмигрантов, разрешили ввозить из-за границы книги и открыли частные типографии, восстановлены жалованная грамота дворянству и городовое положение и т.п.
Были уничтожены ненавистные мундиры прусского образца, но, впрочем, новая форма оказалась не слишком удобной.
Павел не применял смертной казни, но на площадях красовались виселицы с прибитыми к ним именами провинившихся - их тоже немедленно убрали.
Казалось, что настает новое время, но с более серьезными реформами произошла осечка. Всё, ранее казавшееся Александру простым, например крестьянский вопрос, вдруг стало трудным и сложным. Ведь царь не знал даже таких простых вещей, что в России можно было продавать крепостных, как скот, разлучая мужей, жён и детей.
Лагарпа, вызванного из Швейцарии, на заседания Негласного Комитета не приглашали. Тайные собрания комитета происходили два или три раза в неделю. После кофе и общей беседы император обычно удалялся, и все приглашённые разъезжались. Но не все...
Четыре человека, как заговорщики, пробирались по коридорам в одну из внутренних комнат, где их ждал Александр. Здесь и должны были вершиться судьбы империи.
Но знаний и опыта у членов Комитета явно не хватало, и частенько приходилось пользоваться услугами опытных вельмож, которых Александр
"не желал бы иметь у себя и лакеями".
(Продолжение следует)
