Труды Дашкова
На четвертом заседании "Арзамаса" Дашков читал свою повесть о монархе в облике мудрой собаки Баркуфа и свои переводы "Парамифий" Гердера.
В протоколах "Арзамаса" сохранилась запись о том, что Дашков прочел
"Повесть о том, как некоторая собака, по имени Баркуф, царствовала в некотором государстве с великою мудростию и как все подданные были ею довольны. Сочинитель сам изволил читать сию повесть, и члены, слушая его, говорили друг другу на ухо:
он съел собаку ".
К сожалению, эти труды Дашкова не сохранились до наших дней.
Заочники
На организационном собрании "Арзамаса" в члены общества заочно были приняты Вяземский, Денис Давыдов, Василий Львович Пушкин и Батюшков. Давыдов в заседаниях столичного "Арзамаса" не участвовал, и никаких речей его не сохранилось, зато в сохранившемся плане неосуществленного арзамасского журнала гусарским стихам Давыдова было отведено первое место.
О Василии Львовиче Пушкине
и о его приеме в "Арзамас" разговор будет особый. Эта довольно длинная и занимательная история в ближайшем же времени будет одним (если уложусь в рамки одного) из выпусков моих Ворчалок, а именно 224-м выпуском от 20.07.2003.
Денис Васильевич Давыдов
родился 16 июня 1784 года. Он был старшим сыном командира Полтавского легкоконного полка Василия Денисовича Давыдова.
Его родная тетка, Мария Денисовна, от первого брака имела сына Александра Каховского, любимого адъютанта Суворова, а от второго брака - Алексея Петровича Ермолова, знаменитого российского генерала. Лев же Денисович, его дядя, был женат на племяннице Потемкина, Екатерине Николаевне Самойловой, в первом своем браке Раевской. Так что родственные связи будущего поэта и гусара были весьма обширными.
Но его язык оказался врагом его.
В 1803 году он написал одну басню, в которой были такие строки:
"Коль ты имеешь право управлять,
Так мы имеем право спотыкаться
И можем иногда, споткнувшись - как же быть, -
Твое величество об камень расшибить".
Молодой император хорошо запомнил эту плохо замаскированную угрозу, и не простил поэта.
Денисов был переведен из гвардии в Белогорский гусарский полк, и до конца царствования Александра I Давыдова старались обходить чинами и наградами, я уж и не говорю о многочисленных мелких уколах и обидах. Но Давыдов был блестящим офицером и храбрым солдатом, а тут постоянные войны, так что в 1814 году ему даже были вынуждены присвоить звание генерала после того, как его часть наголову разбила пехотную бригаду французов.
Все в порядке? Как бы не так! После войны Давыдов живет в Москве, и однажды из Главного штаба приходит приказ о том, что генеральское звание ему присвоили по ошибке. (Извольте снять генеральский мундир!) Взбешенный Давыдов уже в штатском примчался к Вяземскому и с порога начал кричать:
"Штабные недоноски, низкопоклонники, трусы в угоду плешивому идолу лишают меня доброго имени!"
Они стали пить водку, вскоре Давыдов заснул на диване, а Вяземский сочинил свои знаменитые стихи о Денисе Давыдове.
Вскоре Давыдов подал жалобу, и через год, после длинного разбирательства генеральский чин ему вернули. В Главном штабе объяснили этот инцидент тем, что его перепутали с другим Давыдовым.
Каменка
Начав разговор о Денисе Давыдове, трудно не упомянуть о поместье Каменка Киевской губернии, принадлежавшем Александру Львовичу Давыдову, близкому родственнику поэта.
Каменка прославилась, главным образом, благодаря его жене, Аглае Давыдовой, урожденной де Грамон, дочери герцога де Грамон, сопровождавшего Людовика XVIII в Митаву. Вот там-то и познакомился с ней А.Л. Давыдов, который был племянником графа А.Н. Салтыкова (так как его отец был женат на сестре этого графа). А.Л. женился на ней и увез в свою Каменку, а в тридцати верстах от Каменки, в Смеле, жил и граф Самойлов.
Сын поэта, Василий Денисович, так писал об этой женщине:
"...она в Каменке была магнитом, привлекающим к себе всех железных деятелей славного Александровского времени. От главнокомандующих до корнетов, все жило и ликовало в селе Каменки, но главное умирало у ног прелестной Аглаи. Она была воспета отцом моим в стихах ..., а позднее - Пушкиным. [Она] соединяла в себе какую-то величавость с редким простодушием, или скорее близорукостью относительно нравов в этой маленькой Капуе, и потому жизнь в Каменке осталась навсегда лучшим воспоминанием молодости как отца, так и дяди моего, Алексея Петровича Ермолова".
Александр Николаевич Самойлов принадлежал к числу счастливцев екатерининского времени. От солдата он дослужился до должностей генерал-прокурора и государственного казначея и получил титул графа.
От имени этого вельможи Денис Давыдов сочинил известные стихи, обращенные к Аглае Давыдовой, которые были положены на музыку и исполнены во время семейного торжества. Стихи были выдержаны по всем правилам славословного мадригала, но в конце третьего восьмистишия гусар взял-таки верх:
"Никто от радости рассудка не имел,
Ты только на себя вниманье обратила,
Я угостить тебя хотел,
А ты собой нас угостила!"
Согласитесь, уважаемые читатели, что это весьма фривольные стихи!
В 1820 году в Каменку приезжал и Пушкин, имевший кратковременный роман с хозяйкой поместья. От этого романа осталось несколько довольно бесцеремонных эпиграмм поэта. А в первой главе "Евгения Онегина" Пушкин, вспоминая Каменку, напишет о поместье, в котором его героя принимал
"...рогоносец величавый,
Всегда довольный сам собой,
Своим обедом и женой".
Вот и все, что я хотел сообщить вам о Каменке, уважаемые читатели. Обычно же это поместье вспоминают в связи с Южным обществом декабристов, в котором Каменскую управу возглавлял брат "величавого рогоносца" Василий Львович Давыдов.
Петр Андреевич Вяземский,
шурин Карамзина, происходил из старинного княжеского рода. Имея высокий рост, всегда держался очень прямо. Вечный меланхолик, с мужчинами он держался холодно и невозмутимо, с женщинами - оживленно и любезно, а с друзьями был настоящий гуляка.
В молодости он проиграл в карты полмиллиона рублей, после чего остепенился, так как у него осталось только маленькое имение Остафьево, в котором часто собирались московские арзамасцы. Но если к картам он охладел, то другая его страсть, литература, оказалась более долговечной и прочной. Он был поэтом, переводчиком, публицистом, критиком, просто журналистом, историком литературы... Уф!
В столичном "Арзамасе" Вяземский появился только 24 февраля 1816 года и получил прозвище
Асмодей . В протоколах Общества это событие отражено так:
"Член Асмодей, столь долго отлученный от Арзамаса, предстал не с хвостом, когтями и рогами соименного ему подземного беседчика, но с кипою эпиграмматических копей, которыми он искушал и искушает терпение халдеев".
Отпевал он куратора Московского университета Павла Ивановича Голенищева-Кутузова, автора тяжелых од и переводчика античных авторов, которого в своей речи он вывел под фамилией Картузов. Это и не удивительно, так как одна из лучших и злых эпиграмм Вяземского, посвященных сему мракобесу, уже была довольно широко известна:
"Картузов куратор,
Картузов сенатор,
Картузов поэт.
Везде себе равен,
Везде равно славен;
Оттенок в нем нет:
Дурной он куратор,
Дурной он сенатор,
Дурной он поэт".
Рассказывали, что московские шутники при приближении кареты Голенищева-Кутузова громко скандировали эту эпиграмму Вяземского.
Еще о графе Блудове и его предках
Дмитрий Николаевич Блудов родился в 1785 году во Владимирской губернии в селе Романове недалеко от Шуи. Это село было пожаловано его предку Назарию Блудову за участие в походе Минина и Пожарского. Отец Дмитрия Николаевича умер еще молодым, простудившись на охоте, и сын воспитывался матерью, Екатериной Ермолаевной.
Когда Блудов подрос, мать перевезла его в Москву и наняла для его обучения лучших московских профессоров. В 1800 году Блудов поступил на службу в Московский архив Коллегии иностранных дел, а в октябре 1802 года его уже переводят в столицу, где он сблизился со своим двоюродным братом Озеровым, который был старше его на шестнадцать лет.
Они часто делились своими проблемами друг с другом, и однажды Блудов признался Озерову, что он влюбился в молодую княжну Щербатову, мать которой считала Блудова неподходящей партией для своей дочери. Обстоятельства вроде бы складывались против Блудова, но молодая княжна Щербатова проявила завидную твердость характера и отказывала всем претендентам на ее руку. Упорное противостояние матери и дочери продолжалось около десяти лет, и, наконец, мать вынуждена была дать свое согласие на их брак.
Блудов принимал живейшее участие в литературных трудах Озерова, а также способствовал тому, чтобы пьеса "Эдип в Афинах" была поставлена в Москве. Он переслал список трагедии Жуковскому, который выправил текст и представил пьесу управляющему московским театром. Премьера состоялась в конце сентября 1805 года, и пьеса встретила восторженный прием и у московских зрителей.
(Продолжение следует)
