Проделка светлейшего
Однажды Потемкин осадил какое-то турецкое укрепление и послал местному паше предложение сдаться, чтобы избежать излишнего кровопролития. В ожидании утвердительного ответа он велел приготовить роскошный обед, на который был приглашен весь генералитет и все почетные особы из его свиты. Настало время обеда, а парламентер еще не вернулся. Обед проходил в мрачной обстановке, Потемкин ничего не ел, а только грыз свои ногти. Наконец в самом конце обеда явился запыленный офицер. Письмо вскрыли, но оно оказалось на турецком языке. Послали за переводчиком, а время шло... Прибыл переводчик, прочел письмо и лишь пожал плечами и промолчал. Потемкин вскричал:
"Да говори же скорее, сдается укрепление или нет?"
Переводчик собрался и хладнокровно ответил:
"А как Вашей Светлости доложить? Я в толк не возьму. Вот, изволите видеть, в турецком языке есть слова, которые имеют двойное значение: утвердительное и отрицательное, смотря по тому, бывает поставлена над ними точка или нет. Так и в этом письме находится именно такое слово. Если над этим словом поставлена точка пером, то укрепление не сдается, но если эту точку насидела муха, то на сдачу укрепления паша согласен".
(Хитер был переводчик и хорошо знал нрав светлейшего.)
Светлейший воскликнул:
"Ну, разумеется, что насидела муха!" -
и тут же соскоблил точку столовым ножом. Затем приказал подать шампанское, и первый провозгласил тост за здравие императрицы.
Укрепление сдалось, но только через двое суток, после того как паше были обещаны какие-то подарки, а донесение императрице о сдаче укрепления было отправлено в тот же день. Но
светлейшему это сошло с рук!
Память Державина
Гаврила Романович Державин после смерти своей первой жены, Катерины Яковлевны, заметно изменился в характере и стал еще более задумчивым. По отзывам современников, Екатерина Яковлевна, вдохновившая Державина на написание всех лучших его стихотворений, была не только красивой женщиной, но имела необыкновенный ум, тонкий вкус и обладала превосходным тактом и чувством приличия. Державин вскоре опять женился, но память о первой жене никогда его не оставляла. Часто за дружескими обедами, которые он очень любил, Державин задумывался, а его рука выводила на тарелке инициалы К.Д. в виде вензеля. Это вошло у него в привычку. Новая жена, заметив это несвоевременное рисование, выводила его из мечтания строгим вопросом:
"Ганюшка, Ганюшка, что это ты делаешь?"
Державин потирал себе глаза и лоб как будто спросонья и торопливо отвечал:
"Так, ничего, матушка".
Дмитрий Арнольдович Лопухин,
бывший калужский губернатор слышать равнодушно не мог имени Державина. А дело было в том, что в качестве ревизующего сенатора Державин вскрыл многочисленные злоупотребления Лопухина, а потом был назначен на его место. Лопухин и его секретарь Н.И. Кондратьев много лет копили злобу на Державина, но сдерживались. Когда же Державин ушел в отставку, они возликовали, а Кондратьев, по выражению Сумарокова,
"спустил свою своевольную музу, аки цепную собаку"
на отставного министра и разразился пасквилем, начало которого я приведу:
"И в отставке от юстицы
Наполняй бюро стихов.
Для поэзьи ты свободен,
Мастер в ней играть пером,
Но за что стал неугоден
Министерским ты умом?
Иль в приказном деле хватки
Стихотворцам есть урок?
Чьи, скажи, были нападки?
Или изгнан за порок?
Не жена ль еще причиной,
Что свободен стал от дел?.."
И т.д. Современники отозвались об этом пасквиле просто: кукиш из кармана. Но Державину стал известен сей опус (доброхоты всегда найдутся!). В собрании его сочинений можно найти очень достойный ответ на этот бред.
Граф Ростопчин во время наполеоновских войн
говорил, что с солдатами разных народов надо говорить по-разному. Так, французам Генрих IV говорил:
"Господа! Вы - французы и неприятель перед вами!"
Прусский генерал Цитен говорил своим солдатам:
"Государи мои! Сегодня у вас сражение, следовательно, все должно идти как по маслу".
А русскому солдату надо только сказать:
"За Бога, царя и Святую Русь!" -
чтоб они без памяти бросились в бой и ниспровергли все преграды.
Александровские букеты
В 1805 году, во время пребывания в Берлине императора Александра, дамы ввели в моду букеты, которые назывались
Александровскими . Они так назывались потому, что были собраны из цветов, начальные буквы названий которых составляли слово Alexander. Большие букеты носились на груди, а маленькие в волосах. Ни одна порядочная женщина не рисковала появиться в обществе, в театре или на гулянии без такого букета. Вот примерный состав такого букета:
Anemone (анемон),
Lilie (лилия),
Eicheln (желуди),
Xeranthenum (амарант),
Accazie (акация),
Nelke (гвоздика),
Dreifaltigkeitsblume (веселые глазки),
Ephue (плющ) и
Rose (роза).
Сорок сороков
церквей было в Москве, а может и того больше. Иногда это приводило к некоторым затруднениям. Сидит, например, некий москвич накануне Николы зимнего и думает:
"У какого Николы завтра слушать обедню? У Николы явленного, у Николы дербенского, у Николы-большой-крест, у Николы-красный-звон, у Николы-на-щепах, у Николы-в-столпах, у Николы-в-кошелях, у Николы-в-драчах, у Николы-в-воробине, у Николы-на-болвановке, у Николы-в-котелках, у Николы-на-курьих-ножках или у Николы-в-Хамовниках? (Всех ли вспомнил?) Ко всем не поспеешь, а поехать к одному, так чтоб другие причты не обиделись".
Граф Юрий Александрович Головкин
был одним из самых образованных и остроумных людей в России. О русских дельцах, или людях, которые причислялись к таким, он отзывался так:
"Они или хотят и не умеют, или умеют и не хотят, или не хотят и не умеют. Таких, которые и хотят, и умеют, я еще не встречал".
