А.П. Чехов: взгляд со стороны, анекдоты, высказывания, вып. 3


Ворчалка № 374 от 28.05.2006 г.


Молодым писателям Чехов давал следующие рекомендации:
"Стройте фразу, делайте ее сочней, жирней. Надо рассказ писать 5-6 дней и думать о нем все время, пока пишешь, иначе фразы никогда себе не выработаете. Надо, чтобы каждая фраза прежде, чем лечь на бумагу, пролежала в мозгу дня два и обмаслилась. Само собой разумеется, что сам я по лености не придерживаюсь сего правила, но вам, молодым, рекомендую его".



Чехов всегда выступал против тенденциозности в литературных произведениях. В конце разговоров на литературные темы он часто говорил, подобно Катону:
"И что бы там ни болтали, а ведь вечно лишь то, что художественно!"
А в одном из писем он признался, что не сумеет объяснить, почему ему нравится Шекспир, и совсем не нравится, например, Златовратский.



Адольф Ильич Левитан, брат Исаака и тоже художник вспоминал:
"Во время наших пирушек Антоша был душой общества. Бог знает, чего только он не придумывал. Мы умирали от смеха".



Чехов всегда старался воздерживаться от публичных выступлений, ссылаясь на слабость голоса и быструю утомляемость, но на самом деле из-за страха перед толпой. В небольших же компаниях он бывал очень общительным и оживленным. А.П. мог остановиться перед рекламным прейскурантом у аптеки и начинал его выразительно читать, делая скользкие, а часто и нецензурные, замечания о свойствах и названиях медикаментов.



Чехов очень любил Левитана и говорил о нем:
"Это еврей, который стоит пятерых русских".
С нежностью он вспоминал о том, что, уехав в Италию, Левитан быстро соскучился по родной природе и сбежал обратно.

Левитан очень любил музыку и очень тонко ее чувствовал. Когда однажды он попал на "Гугенотов" с очень плохим составом исполнителей, то испытывал почти физическую боль от издаваемой ими какофонии.



Довольно странной на фоне таких отношений художника и писателя выглядит история с "Попрыгуньей". Сохранилось множество свидетельств об этой истории, но более ясной от этого она так и не стала. Суть ее сводится к тому, что под видом героев повести Чехов вывел своих хороших знакомых. Судите сами: в восьмидесятые годы А.П. дружил в Москве с художницей-дилетанткой Софьей Петровной Кувшинниковой; ее работой руководил И.И. Левитан; муж Кувшинниковой был полицейским врачом.

Рассказ был напечатан в 1892 году. Его героиня была художницей-дилетанткой, другом дома был художник-пейзажист, а муж - врачом, правда, выдающимся, но врачом (почему не чиновником, военным или кем-либо еще?). Во всем этом усмотрели сходство с реальной жизнью, и либеральная пресса закричала о пасквиле. Ведь любовь героини к художнику Рябовскому это же изображение романа Кувшинниковой и Левитана. Да, я полагаю, что Чехов ошибся, но никто не пожелал заметить, как мало сходства между двадцатилетней героиней и сорокалетней художницей.

Левитан года полтора дулся на Чехова, но потом они помирились. Муж же Кувшинниковой и вовсе не видел в "Попрыгунье" никакого пасквиля и считал его одним из лучших рассказов А.П. Правда, сама Кувшинникова смертельно разобиделась на А.П., и об их возможном примирении ничего не известно.

И почему пасквиль? Ведь о романе Кувшинниковой и Левитана было широко известно, такие романы были у многих представителей русской интеллигенции того времени, а разъехавшиеся супруги продолжали мило ходить друг к другу в гости. Это только в рассказе попрыгунья довела Дымова почти до самоубийства, а в реальной жизни ничего похожего не было.
Да и сам А.П. никогда не выступал цензором общественных нравов.

В заключение скажу, что очень слабая художница Софья Петровна Кувшинникова пережила и Левитана, и Чехова, и своего мужа, и умерла на даче под Москвой, ухаживая за каким-то одиноким заразным больным.



"Прямым пасквилем" называли и чеховский рассказ "Ариадна". Но повод к этому, скорее всего, дала актриса Л.Б. Яворская, с которой у А.П. был кратковременный роман. Яворская надеялась оживить интерес к своей персоне, и это ей удалось, хотя сама она была в первую очередь актрисой, а героиня рассказа к сцене не имела абсолютно никакого отношения.



Чехову однажды рассказали про женатого мужчину, который увлекся красивой барышней и просил у жены развода. А.П. задумчиво прокомментировал:
"Ну, батенька, не даст она развода ему!"
Последовал естественный вопрос:
"Почему?"
А.П. меланхолично пояснил:
"Просить развода у женщины... Да знаете, это то же, что сказать беллетристу:
"Мне не нравится ваш рассказ"!"



В 1893 году в Ялте А.П. уже жаловался на сердце, но был еще довольно общителен. Он никогда не отказывался от дружеской компании и любил выпить, но пил только хорошее вино и очень умеренно. А.П. мог посидеть в погребке с несколькими знакомыми, или отправиться с шумной кампанией куда-нибудь на шашлыки, или провести продолжительный присест за "кофеем" в "Центральной" гостинице.



Несмотря на это А.П. тогда много работал и утверждал, что все время пишет. Когда Вяч. Фаусек спросил у него:
"И после обеда?" -
Чехов спокойно с улыбкой ответил:
"Да, и после обеда. Я не отдыхаю. Как только ройдет послеобеденная тяжесть в желудке, так и пишу".



В другой раз он так говорил о своем творчестве:
"Иногда не пишется - я тогда бросаю и иду гулять, или в гости, или в кабачок. Потом, глядишь, и наладилось, и пошло. А иногда, хоть убей, не удается работа. Пишу, мараю, переделываю, но, сколько ни тружусь, все выходит ерунда. Так и бросаю. То, что напечатано моего, это едва ли составит половину того, что я написал в жизни. У меня целый чемодан ненапечатанных рукописей - начатых, измаранных и неоконченных рассказов".



Но А.П. всегда подчеркивал необходимость постоянного литературного труда:
"Художник, должен всегда работать, всегда обдумывать, потому что иначе он не может жить. Куда же денешься от мысли, от самого себя. Посмотри хоть на Некрасова: он написал огромную массу, если сосчитать позабытые теперь романы и журнальную работу, а у нас еще упрекают в многописании".



Как бы продолжая рассказ о своем творчестве, А.П. в другой раз говорил:
"Я никогда не пишу прямо с натуры! Впрочем, это не спасает меня как писателя от некоторых неожиданностей! Случается, что мои знакомые совершенно неосновательно узнают себя в героях моих рассказов и обижаются на меня!"
Он явно имел в виду историю с рассказом "Попрыгунья", из-за которого на него обиделись художник Левитан и его любовница Кувшинникова, и продолжал:
"А я и в мыслях не имел писать портреты с этих моих знакомых!"



Но так считал сам А.П., а его близкие и знакомые могли придерживаться прямо противоположного мнения. В разговоре двух его знакомых женщин незадолго до смерти А.П. прозвучала такая оценка:
"Он совсем не думает, что пишет смешное. Он думает, что пишет очень серьезно. Ведь он списывает с натуры, со своих и жениных родственников. Даже с себя. Выходит очень смешно, а ему кажется, что это серьезно. Он сам не замечает смешного, почему он пишет, а не торгует в лавке? Странный талант!"



В Ялте Чехова как-то спросили, почему он последнее время так пессимистически настроен, что явно отражается в его произведениях. А.П. ответил:
"Боже мой! Довольно я написал в веселом роде, а много и просто шутовского. Пора мне серьезнее глядеть на жизнь".



А.П. всегда отрицательно относился к российским литературным критикам. Он говорил:
"Наша критика - это что-то ужасное! Не ждите от нее поддержки, снисхождения к начинающему литературному работнику. Она беспощадна, она просто жестока. Так и ищет, что бы обругать. Если бы вы знали, как меня ругали, жестоко, несправедливо, беспощадно!"



Бывали у А.П. и курьезные посетители. Пришла как-то к нему молодая дама и конфузится. Чехов предложил ей сесть и спрашивает:
"Чем могу служить?"
Дама с волнением отвечает:
"Извините, простите меня! Я хотела... на вас посмотреть! Я никогда не видала писателя!"



Однажды в Ялте к Чехову явился местный богатей барон В. Он сообщил А.П., что сегодня у него собираются гости, и он просит Чехова сегодня же отобедать у него. Возмущенный бесцеремонностью барона А.П. ответил, что он не имеет чести быть знакомым с этим бароном и обедать у него не будет.

На следующий день Чехову сообщили, что барон В. в претензии к А.П.: он созвал множество гостей "на Чехова", а Чехова на обеде не было...



(Продолжение следует)