Губернатор Панчулидзев (окончание)
Губернское правление, называемое в народе "чугунным заводом", было в то время сущим наказанием Божиим. В помещениях царила страшная грязь, столы были неокрашенные, все изрезанные и испачканные чернилами, а сидели не на стульях, а на каких-то треножных скамейках. А люди! Эта тема, конечно, требует отдельного рассказа, но для краткости я предоставлю слово современнику, который писал, что
"...исключая присутствующих и секретарей, были все люди нетрезвые, с предосудительными наклонностями и характерами. К должности приходили в небрежном виде, в дырявых замазанных сюртуках, с голыми локтями, часто летом в валяных сапогах... Со служащими старшие обращались деспотично, точно как помещики с своими крепостными, ругали их неприличными словами, а иногда задавали трёпку".
Среди этих опустившихся и постоянно нетрезвых людей попадались и умные и талантливые личности, которые не имели сил выбраться из этой грязи. Они могли помнить наизусть все уложения ещё от времен Петра I, так что при составлении записок по важным делам господа советники привлекали этих специалистов и обращались с ними в это время довольно ласково. Но как только нужда в их услугах пропадала, то советники опять обращались с ними довольно грубо и пренебрежительно, и они опять возвращались к своей "нетрезвой и угнетённой жизни".
Отдельного описания заслуживает саратовская межевая контора, которая была организована в самом начале XIX века и насчитывала около 60 человек: землемеров, чертёжников и делопроизводителей. Эти служащие получали хорошее жалованье, пользовались правом бесплатного проживания в обывательских квартирах и имели мундиры темно-синего сукна с голубой выпушкой, но ходили преимущественно не в форме.
Чертёжники и писцы были, в основном, люди молодые, которые вели трезвый образ жизни, следили за своим внешним видом и держались вполне прилично. Остальной контингент служащих составляли пожилые люди, которые были постоянно пьяные и небрежно одетые. Многие из них на лето выезжали для межевки в различные уезды Саратовской губернии, а на зиму съезжались в город.
После окончания присутствия все эти служащие, за исключением молодых, шли в свой кабак, который назывался "большой бумажный" и располагался в одном из рядов рыбного базара. Там они сидели и пили до самой ночи.
В этот кабак служащие других присутственных мест практически не ходили, так как "межевые крысы", как их называли, попросту выталкивали нежелательных посетителей из кабака. Прочие служащие предпочитали посещать другой кабак. Размещавшийся на Армянской улице и называвшийся "малым бумажным". В этот кабак вход "межевым красам" был заказан, и если кто из них по какой-то причине попадал сюда, то его тоже выталкивали из кабака и не давали выпить вина.
Часто между служащими различных присутственных мест возникали ссоры и драки. От всех присутственных мест к этим кабакам вели торные тропочки.
У губернатора Панчулидзева в торжественные и табельные дни, а также в дни тезоименитств членов царствующей фамилии всегда устраивались обеды и балы для почётных особ и купцов.
Губернатор запросто посещал помещиков и важных чиновников, проживавших в Саратове, и проводил у них вечера, часто с членами своего семейства.
На Рождество и на Пасху он отдавал визиты в карете, запряженной в шесть лошадей цугом. Выезд губернатора выглядел довольно торжественно: два форейтора, на задках два гайдука, а сопровождали выезд жандарм и казак верхами в полной парадной форме. Эти выезды продолжались по два-три дня подряд с 12 часов дня до пяти часов вечера, пока губернатор не объедет всех важных особ города.
Встречные на улицах кланялись губернатору, а он с улыбкой всем отвечал. Даже секретарям присутственных мест Панчулидзев отдавал визиты лично или билетами. Эти визиты служили темой для разговоров в течение нескольких последующих дней. Счастливчики, которых посетил губернатор, подробно рассказывали, сколько времени у них пробыл губернатор, что говорил, что закусывал и как подносили водки его свите.
Губернатор Панчулидзев, его супруга и дети, не пренебрегал и бедными дворянами и чиновниками: они часто бывали у них восприемниками детей, посажёнными отцами на свадьбах, благословляли ценными иконами и помогали, сколько могли, и материально. Всё это делалось без всякого тщеславия.
При доме Панчулидзева была устроена прекрасная дача с цветником, садом, прудом и аллеями, на которых было установлено множество беседок, столиков и скамеек. Сюда могли свободно приходить погулять саратовцы всех сословий, лишь бы они были прилично одеты и держали себя пристойно. Для гуляющих всегда было множество продавцов мороженого и различных сладостей.
В Пасхальную неделю в Саратове устраивались качели, палатки и столики для торговли сластями и закусками, а также ставились балаганы для "фигляров". Любители повеселиться собирались на площадь часам к 11 дня, и народ толпился на площади до захода солнца. Часам к пяти на площадь съезжались кареты и экипажи дворян, почётных чиновников и купцов: матушки с дочками в пышных нарядах приезжали сюда, чтобы людей посмотреть и себя показать.
Собирались на площадь и любители лошадей, заключались пари о быстроте коней, а также устраивались различные состязания на ловкость: надо было на всём скаку подобрать с земли брошенный платок или серебряные монеты, иногда даже рубли. Всё поднятое доставалось всаднику, но если ему не удавалось подобрать брошенную монету, то он должен был отвечать такой же монетой.
В воскресенье на Красную Горку всё это оборудование переносилось на Соколову гору, а на следующий день - к дому Панчулидзева, где и оставалось до Троицына дня. Туда каждый праздничный день сходились и съезжались в праздничных нарядах не только жители Саратова, но и приезжие из окрестных хуторов и деревень, чтобы посмотреть на саратовские удовольствия.
Позднее качели, палатки и балаганы стали устраивать близ казарм саратовского батальона и тюремного замка, а гулянья стали сопровождаться необузданным пьянством из-за торговли спиртным во временных балаганах, так что приличные жители стали избегать этих гуляний.
С 1822 по 1827 год в Саратовской губернии стояла дивизия гусар, четыре полка: Иркутский, Павлоградский, Изюмский и Елизаветградский. В каждом полку было по шесть эскадронов. Мундиры на офицерах блистали золотым шитьём и лошади были самые лучшие, да и рядовые были все как на подбор и на красивых статных лошадях.
Летом все полки приходили в Саратов на манёвры. Для саратовцев это было большим развлечением! Каждый день проводились различные учения: пешие и конные разводы с музыкой. На площади близ Александровского собора происходили разводы. Здесь же, возле здания гауптвахты, в весенние и летние вечера играли зори.
Конные учения и манёвры происходили на большой, тогда ещё не застроенной, площади напротив дома губернатора Панчулидзева.
Все офицеры были люди хороших фамилий, жили с большой роскошью, а молодые офицеры имели достаточно денег, чтобы весело пожить и покутить. Особенно бурной была жизнь зимой, когда в Саратов съезжались офицеры из различных уездных городов. Почти каждый вечер устраивались вечера и балы.
Истории о том, что кто-то из офицеров увёз у кого-то дочь или отбил у мужа жену, хоть и вызывали у слушателей постоянный интерес, но меркли перед более изысканными проделками господ офицеров.
Один помещик чем-то вызвал неудовольствие господ офицеров. Они сделали вид, что ничего не произошло, и группа офицеров составила целый заговор: в деревне они стали постоянно бывать в гостях у жены этого помещика. Один из них посватался к их дочери, но после венчания оказалось, что женившийся был простым солдатом. Так офицеры отомстили и насмеялись над незадачливым помещиком.
Когда по вечерам у гауптвахты играли зорю, то туда обычно собиралось множество жителей Саратова всех сословий, но женщины из благородных семейств предпочитали там не показываться, чтобы не стать мишенью для насмешек и проделок господ офицеров. Часто бывали случаи, когда после развода офицеры и юнкера собирались большой толпой и рассматривали проходивших жителей. Если мимо них проходила какая-нибудь благородная женщина в сопровождении горничной или мальчика, то они тут же заключали между собой пари, что кто-нибудь из них поцелует её. Всегда находился смельчак, который незаметно подходил к женщине сзади, неожиданно начинал пустой разговор и, изловчившись, целовал её, а потом, как победитель, бежал в круг своих. Ошеломлённая дама даже не успевала рассмотреть лицо своего обидчика, да если бы и рассмотрела, то кому она могла бы без ущерба для своей репутации на это пожаловаться. Господа же офицеры за здоровье победителя начинали пить шампанское.
Следует заметить, что офицеры в Саратове жили очень свободно. Они ни на кого не обращали никакого внимания, кроме своего начальства. На гражданское начальство и на чиновников военные смотрели как на людей ничего не значащих. За время пребывания этих полков в Саратовской губернии в них вступило много молодых людей: детей помещиков, благородных чиновников и купцов.
За эти годы в губернии было возбуждено множество дел о самовольной порубке военными лесов для своих нужд. Ведь лес требовался для постройки конюшен, манежей, других строений, а также для отопления офицерских квартир. Обычно военные посылали для рубки леса крестьян под надзором нижних чинов, и всё срубленное свозилось в село. Потом заводились дела по поводу этих самовольных порубок, и виновными всегда оказывались те крестьяне, которые рубили лес. Так что этим бедолагам ещё приходилось платить за господ офицеров штраф. Бедные платят за всё!
После своей отставки в конце 1826 года Панчулидзев жил в Саратове частным лицом, но до самой смерти его в 1832 году к нему с визитами постоянно ездили все знатные люди города. И сам Панчулидзев с членами своей семьи участвовал во всех вечерах и балах и на всех дворянских съездах, только роскоши поубавилось: видимо поиздержался А.Д. за время своего губернаторства.
В присутствии городской думы был повешен портрет Алексея Давыдовича Панчулидзева. В 1837 году в Саратове побывал наследник Александр Николаевич, обратил внимание на этот портрет и спросил о нём. Ему доложили, что это бывший губернатор. На вопрос же наследника:
"Почему же нет других?" -
был получен ответ, что этот губернатор сделал для города много доброго и полезного.
После отставки Панчулидзева для ревизии губернии был назначен сенатор Н.И. Огарёв. Он довольно долго прожил в Саратове, и по результатам ревизии множество чиновников было уволено от должностей за различные злоупотребления.
(Продолжение следует)
