Русская эмиграция, вып. 12. Бунин (окончание)


Анекдоты № 459 от 05.07.2008 г.


Иногда Галина Николаевна Кузнецова утром выходила из комнаты Ивана Алексеевича и обращалась к Вере Николаевне, слегка заикаясь:
"Иван Алексеевич получил очень интересное письмо из Парижа…"
На что Вера Николаевна, если это происходило при посторонних людях, сдержанно отвечала:
"Ну, если оно интересное, то он сам мне расскажет".



Встречая Бунина после полуночи на Монпарнасе, Яновский обычно интересовался:
"Как изволите поживать, Иван Алексеевич, в смысле сексуальном?"
На что следовал обычный же ответ:
"Вот дам между глаз, тогда узнаешь".



При разговоре об изображении женщин в литературе Яновский как-то раз попытался зацепить Бунина:
"Иван Алексеевич, ведь вы только знаете русских старорежимных женщин. Сознайтесь, ведь у вас никогда не было романа с европейкой…"
На что последовал тот же незамысловатый ответ:
"Вот стукну между глаз, тогда узнаешь!.."



В современной прозе Бунину ничего не нравилось, похваливал он только одного Алданова. Алексея Толстого Бунин, конечно, ругал, но талант его (стихийный) ставил высоко. Всерьёз он любил, пожалуй, только Л.Н. Толстого.



По своему характеру, воспитанию и общим влечениям Бунин мог бы склониться в сторону фашизма, но он этого никогда не делал, и свою ненависть к большевикам он не подкреплял симпатией к Гитлеру. Считается, что от обоих режимов Бунина отталкивало их хамство.



Когда Бунин ездил в Германию проведать Кузнецову, его на границе обыскали эсэсовцы, и даже залезали пальцем в анус. Позднее Бунин с бешенством про это рассказывал.



На балу русской прессы 13 января 1939 года Яновский подошёл к Бунину, смотревшему на проносящиеся пары, и спросил:
"Иван Алексеевич, вам не кажется, что мы, в общем, профуфукали жизнь?"
Бунин не удивился этому странному вопросу, не обиделся на фамильярное "мы", подумал и трезво ответил:
"Да, но ведь ЧТО мы хотели поднять?"



Ирина Одоевцева с чужих слов рассказала о Бунине такой анекдот.
Один врач, не знаю, из каких соображений, рекомендовал Бунину есть ветчину за завтраком. Прислуги у Буниных не было, и Вера Николаевна, чтобы не вставать рано утром, покупала ветчину с вечера. Но до утра ветчина не доживала, так как Бунин съедал ее ночью. Как только Вера Николаевна ни прятала ветчину, в какие укромные и неожиданные места ни убирала ее, Бунин всегда находил ветчину и съедал ее. Однажды Вере Николаевне все-таки удалось спрятать ветчину так, что Бунин не мог ее найти, но легче ей от этого не стало, так как Бунин посреди ночи разбудил ее:
"Вера, где ветчина? Черт знает что такое, полтора часа ищу!.."
Пришлось Вере Николаевне вставать и доставать ветчину из-за рамы картины.



"Злая" Нина Берберова рассказала другой сюжет про Бунина и еду, будто бы произошедший в августе 1945 года:
"8-го было моё рождение. С трудом достала полфунта чайной колбасы. В столовой накрыла на стол, нарезала двенадцать кусков серого хлеба и положила на них двенадцать ломтиков колбасы. Гости пришли в 8 часов и сначала посидели, как полагается, в моей комнате. Чайник вскипел, я заварила чай, подала сахар, молоко и бутылку красного вина и решила, что именинный стол выглядит вполне прилично. Пока я разливала чай, гости перешли в столовую. Бунин вошёл первым, оглядел бутерброды и, даже не слишком торопясь, съел один за другим все двенадцать кусков колбасы. Так что, когда остальные подошли к столу и сели... им достался только хлеб. Эти куски хлеба, разложенные на двух тарелках, выглядели несколько странно и стыдно..."



(Продолжение следует)