Три детских книги, вып. 2. "Рассеянный" С. Я. Маршака

Анекдоты № 223 от 29.11.2003 г.

Речь у нас пойдет не столько о Рассеянном из известной поэмы (или стихотворения, называйте, как хотите) С.Я. Маршака, сколько о его прототипах.

Кто из вас, уважаемые читатели, не знает стихов С.Я. Маршака про удивительного Рассеянного с улицы Бассейной? А откуда он взялся, этот Рассеянный? Сам Маршак рассказывал об этом так:
"Очень многие мои читатели спрашивали меня, не изобразил ли я в своем "Рассеянном" профессора И.А. Каблукова. Тот же вопрос задал моему брату - писателю М. Ильину - и сам И.А. Каблуков. Когда же брат ответил ему, что мой "Рассеянный" представляет собой собирательный образ, профессор лукаво погрозил ему пальцем и сказал:
"Э, нет, батенька! Ваш брат, конечно, метил в меня!"
В этом была доля правды. Когда я писал свою шутливую поэму, я отчасти имел в виду обаятельного и - неподражаемого в своей рассеянности - замечательного ученого и превосходного человека - И.А. Каблукова. Вот все, что я могу сообщить Вам по этому вопросу".

В черновиках Маршака его герой часто назывался Иваном Башмаковым, но в одном из набросков прямо написано:
"В Ленинграде проживает
Иван Каблуков,
Сам себя он называет
Каблук Иванов".
Отличие заключается только в том, что реальный профессор Каблуков проживал в Москве.

В одном из писем к художнику В. Конашевичу Чуковский вспоминает:
"С легендарным проф. Каблуковым я познакомился, когда ему было 65-70. Никакой особенной рассеянности, свойственной ему в более ранние годы, я не замечал".

Читатели поэмы Маршака тех лет слышали и знали множество анекдотов о чудачествах Каблукова. Часть этих анекдотов была действительно связана с деятельностью ученого, но многие существовали и до него, а окружающая среда приписала их именно ему. Многие из этих анекдотов существуют и сегодня, но в них стоят уже совсем иные имена. К сожалению, реальные оплошности профессора Каблукова до нас не дошли.

Подробней всех запечатлел облик и поведение Каблукова в своих воспоминаниях Андрей Белый. Но и он приводит уже не подлинные речевые оплошности рассеянного ученого, а пародии на них, сочиненные Эллисом (Л. Кобылинским).
[Приношу своим читателям извинения за слишком длинную цитату, но она представляет, с моей точки зрения, большой интерес. - Прим. Ст. Ворчуна.]
Итак, Андрей Белый пишет:
"По московским гостиным зациркулировал бесподобнейший номер, разыгрываемый Эллисом; назывался же номер "Иван Алексеевич Каблуков"...

большинство анекдотов о путанице слов и букв Каблукова, теперь уже классических, имеют источником не Каблукова, а импровизацию Эллиса; импровизировал он на основании скрупулезнейшего изучения модели; и шарж его был реален в своей художественности; я утверждаю: знаменитая каблуковская фраза не принадлежит профессору:

"Знаменитый химик Лавуазье - я, то есть не я: совсем не то... Делал опыты: лопа колбнула, и кусочек глаза попал в стекло"
(вместо
"колба лопнула, и кусочек стекла попал в глаз");
выражения
"совсем не то"
и
"я, то есть не я" -
обычные словечки Каблукова; эта фраза - цитата из блестящей импровизации Эллиса, как и приписываемое Каблукову "Мендельшуткин" вместо "Менделеев и Меньшуткин" - тоже цитата: из той же пародии...

...он [Каблуков] потерял способность произнести внятно простую фразу, впадая в психологические, звуковые и этимологические чудовищности, которыми он себя обессмертил в Москве; и желая произнести сочетание слов "химия и физика", произносил "химика и физия"; и тут же, спохватываясь, - "совсем не то", - начинал разъяснять новыми чудовищностями, в которых "я", то есть совсем не "я" фигурировало то и дело".

Вокруг собственной чудаковатости и рассеянности творили легенду Даниил Хармс и отчасти В. Пяст.

Вспомним эпизод, когда Рссеянный, просидев двое суток в вагоне поезда, оказывается на станции отправления. У Маршака Рассеянный сел в отцепленный вагон, но анекдоты о чудаках, оказывающихся после путешествия в пункте отправления, существовали в русской литературе и в устной традиции, по крайней мере, с XVIII века.

А.Ф. Кони в очерке "Петербург" пишет:
"Посредине железнодорожного пути между Петербургом и Москвой находилась станция Бологое. Здесь сходились поезда, идущие с противоположных концов, и она давала, благодаря загадочным надписям на дверях: "Петербургский поезд" и "Московский поезд", повод к разным недоразумениям комического характера".

Легко представить себе эти недоразумения.

Но эти анекдоты возникли еще во времена ямщиков и конной почты. Е.А. Боратынский писал:
"Сесть в чужую карету, в чужие сани, заехать к незнакомым вместо знакомых, обманувшись легким сходством домов, - случаи весьма обыкновенные. В обществе ежедневно рассказывают анекдоты этого рода..."

Академик А.И. Белецкий тоже не прошел мимо этого сюжета в своих трудах по истории литературы:
"Вот еще забавный случай, совершенно уже безобидного свойства и, по-видимому, также популярный в обывательской среде николаевских времен: некто едет из Петербурга в Москву в почтовой карете; выйдя на станции, частью по собственной рассеянности, частью по бестолковости кондуктора, вновь усаживается в дилижанс, отправляющийся в противоположную сторону; едет, не замечая - и к величайшему своему изумлению, после долгих часов езды, очутился снова там, откуда выехал, т.е. в Петербурге".

Этот анекдот включили в свои произведения и В.И. Даль, и А.Ф. Вельтман.

Героем повести Даля "Бедовик" является провинциальный чиновник Евсей Стахеевич Лиров. Этот рассеянный чудак при визитах к начальству оставлял там неизвестно как попавшие в его карман чужие визитные карточки, надевал плащ подкладкой наружу, а в какой-то ресторации съел котлетку вместе с бумажкой, в которой подали котлетку. Чем не Рассеянный? Только, что из провинции, а не с Бассейной...

Вот этот-то герой и отправляется в столицу, а дальше все происходит прямо по анекдоту: рассеянный герой становится еще более рассеянным в дороге. Он каждый раз садится не в ту карету и мечется между Москвой и Петербургом, но никак не может никуда попасть.

В повести Вельтмана "Чудодей" действуют сразу два рассеянных чудака: Дьяков и Даянов. Даянов воспроизводит некоторые черты Рассеянного за много десятков лет до Маршака. Лакей там спрашивает у Даянова:
"Что изволите одеть?"
Даянов отвечает:
"Что, что, что, что! Черт тебя возьми, что! Пальто на ноги, штаны на плеча!"
Как вам?!

Герои, Дьяков из Петербурга, а Даянов из Москвы, отправляются навстречу друг другу, на какой-то промежуточной станции в суматохе меняются местами и едут далее обратно, уверенные, что продолжают путь в нужном направлении.

Образ Рассеянного в глазах окружающих стал накладываться на самого Маршака, так что во многих воспоминаниях рассказывается о рассеянности и чудачествах уже самого поэта, часто, возможно, намеренной.

Мало кто сейчас знает, что еще до Рассеянного, в 1926 году, вышла детская книжка Владимира Пяста "Лев Петрович". Герой этого стихотворения такой же рассеянный чудак, который
"...каждый день
Надевал живую кошку
Вместо шапки набекрень...
.........................
За дровами у сарая
На дворе он ждал трамвая..."
И т.д.

И.С. Маршак, сын поэта, записал предание о том, что его отец встретил больного и нуждающегося Пяста и преложил ему написать какое-нибудь детское стихотворение. Пяст отказывался, но Маршак выбил для него аванс под будущую книжку, а потом и написал за него эту книжку, которая вышла под именем Пяста. Так это, или не так, судить не берусь, но стихи в этой книжке очень походят на будущие стихи Маршака о Рассеянном.

Сам Пяст был одним из прототипов Рассеянного. В. Шкловский писал:
"Однажды... Пяст проглотил несколько раскаленных углей и от нестерпимой боли выпил чернил... Я приходил к Пясту в больницу. Он объяснял, ...что действовал правильно, потому что в чернилах есть танин, танин связывает и поэтому должен помогать при ожогах. Чернила были анилиновые - они не связывали".

А в черновых вариантах "Рассеянного" мы находим такие строки:
"Вместо чая он налил
В чашку чайную чернил..."

Есть в "Рассеянном" и пародийная составляющая. Приведу вначале строки Маршака:
"Глубокоуважаемый
Вагоноуважатый!
Вагоноуважаемый
Глубокоуважатый!
Во что бы то ни стало
Мне надо выходить.
Нельзя ли у трамвала
Вокзай остановить?"

А теперь вспомним строки из "Заблудившегося трамвая", тогда еще не запрещенного, но уже расстрелянного Николая Гумилева:
"Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!"

На этом мы попрощаемся с Рассеянным и его прототипами. Впереди нас ждёт встреча с иным героем.

(Продолжение следует)